Почему перед отлетом космонавты смотрят «Белое солнце пустыни»?
Экипаж космического корабля «Союз ТМА-17», который в ночь на понедельник отправится с космодрома Байконур на Международную космическую станцию, впервые рассказал о том, почему космонавты перед стартом смотрят культовый фильм «Белое солнце пустыни».
Как рассказал журналистам командир корабля Олег Котов, «просмотр «Белого солнца пустыни» стал для нас традицией в результате подготовок предыдущих экипажей по съемкам. Этот фильм используется в качестве пособия для обучения космонавтов киносъемкам. Как строить план, как работать с камерой, как выставлять сцены».
«Белое солнце пустыни — эталон операторской работы», — сказал он, добавив, что космонавты знают этот фильм «более чем наизусть».
«Белое солнце пустыни» — советский кинофильм, снятый в 1969 году режиссером Владимиром Мотылем. Фильм повествует о приключениях красноармейца Сухова, спасающего от бандита Абдуллы его гарем в годы гражданской войны. Картина снята в ЭТК (Экспериментальная творческая киностудия) на производственной базе студий «Мосфильм» и «Ленфильм». Один из самых известных фильмов в истории советского кинематографа, многие критики и зрители считают его культовым, фразы героев устойчиво вошли в разговорный русский язык. Государственная премия РФ 1998 года.
Из-за изменения алгоритма последних дней предстартовой подготовки новому экипажу МКС устроили просмотр фильма «Белое солнце пустыни» практически в день отлета после пресс-конференции.
Государственная комиссия в субботу утвердила состав экипажа следующей длительной экспедиции на МКС: на борт корабля «Союз ТМА-17» поднимутся россиянин Олег Котов, астронавт НАСА Тимоти Кример и японский астронавт Соити Ногути. Старт «Союза ТМА-17» с космодрома Байконур запланирован в 00.52 мск 21 декабря. Орбитальная командировка экипажа МКС продлится полгода.
Котов, Кример и Ногути 23 декабря присоединятся на орбите к работающим там с начала октября россиянину Максиму Сураеву и американцу Джеффри Уильямсу.
Текст научной работы на тему «Семантика пустыни в русской литературе эпохи романтизма»
СЕМАНТИКА ПУСТЫНИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ЭПОХИ РОМАНТИЗМА
Лексема «пустыня» имела изначально разное семантическое наполнение1. Прежде всего, это географическая пустыня, с песком и зноем, связанная либо с одиночеством человека, либо с его испытанием. В семантике слова заложена «пустота» «дотварного» мира, чистота, поэтому вне мира людского возможна встреча равно с Богом и Дьяволом. Искушение Иисуса проходит в пустыне не случайно, подчеркивается тем самым и Его одиночество, и это испытание только Его. Избранность и одиночество Христа среди мира людей с его суетностью предсказаны вновь через образ пустыни пророком Исаией: «глас вопиющего в пустыне» (Мф. 3, 3).
В агиографической литературе сохранилось значение места испытания человека, трудного для жизни, в котором и выстраивается скит для уединенного служения Богу, однако образ пустыни начинает терять свою ландшафтную конкретность. Пустынь — любое уединенное место2, посему пустынника могут посещать медведи и другие вовсе не пустынные обитатели окружающей скит среды.
В духовных стихах уже полностью теряется топографическая конкретность пустыни. Это место одиночества и уединения, которое скорее связано с лесом (дубравой), чем с песками. Вероятно, этот семантический сдвиг объясняется географически: в центральной России, особенно на уровне внелитерагурного сознания, хронотоп пустыни легко замещался хронотопом леса (одиночество, уединение, таинственность и возможная опасность внешнего мира): «Во зеленой во дубраве есть частые древа — со мной будут думу думати; на древах есть мелкия листья — со мной станут говорити»3.
Но это и место переходное от земли к раю. Происходит своеобразный обряд инициации: для тех, кто выдержал испытание, пустыня из неласковой и суровой земли становится местом прекрасным и радостным. Она наполняется цветами и «виноградием»4. Оставаясь удаленной от мира, пустыня обретает сказочную красоту и изобилие, становясь «предтечей» рая. С развитием христианства и церкви на Руси пустынь и монашеское житье, изначально разведенные (монастырь мог быть основан пустынником, но это уже не пустынь в прямом значении слова: уход святого в непригодное для жизни место), становятся синонимами.
Первые произведениями литературы XIX в., где начинает звучать мотив пустыни, переводы баллады Голдсмита «The Hermit” («Отшельник»). Любопытно, что во всех русских переводах, начиная с прозаического «Векфилдского священника» Н. И. Страхова 1786 г.5, используется слово «пустынник», а не «отшельник», как требовал того подстрочник. У Страхова Н. И. совмещаются географическое пространство («осыпается подо мною песок и разстояние новые полагает преграды едина гибель там ») с темами уединения и святости пустынника, о чем свидетельствует и высокая лексика: «агнца», «предвечное Бытие», «обиталище, в коем небо и мудрость водворили покой»6.. Однако пустыня — скорее метафора страстной любви, чем сюжетообразующий компонент, поскольку в конце текста речь идет только о любви; о топографии пространства, уединении
© Н. Г Федосеенко, 2009
и схимничестве забывается. П. Политковский в 1809 г. «во всем он как бы отталкивается от перевода Страхова»7, но сохраняет только одно значение пустыни («Сии места, где обитает / Небесна благодать и ты»).
В свете заявленной проблемы наиболее интересен перевод В. А. Жуковского 1812 г., в название баллады уже вынесено одно из значений — «Пустынник». Как отметил В. А. Топоров, Жуковский «смягчил язык страсти», «несколько затушевал отдельные детали, казавшиеся, видимо, слишком смелыми»8. Добавим — и расширил семантику пустыни: это пустынь («пустыни житель, святой анахорет»), это и экзотический мир, подчеркивающий одиночество героя в мире без людей (пустыня от слова «пусто»), поэтому с семой пустыни связана и тема смерти:
В пустыню он помчал Свою любовь, свои мученья —
И там в слезах увял.
Итак, в эпоху преромантизма становится важной пустыня как место уединения героя в мире без людей, при этом теряется топографическая конкретность пространства. Теряется и значение пустыни: несколько парадоксальна подмена уединения богомольца, ушедшего от сует, уединением счастливых влюбленных.
В 1820-е гг. для литературы становится значимой географическая конкретность пустыни как безлюдного и мало пригодного для жизни пространства, что связано с романтической эстетикой бегства — в экзотический мир, в топографическое место «без людей». В первой романтической поэме А. С. Пушкина «Кавказский пленник» (1820) сила чувства черкешенки выражается в желании: «Скрываться рада я в пустыне / С тобою, царь души моей!»9. Пушкин с его склонностью к реалистичности вводит в поэму образ географического плана10.
Слово Пушкина было услышано, и аноним в поэме 1828 г. «Любовь в тюрьме» развернул мотив пустыни: герои пытаются бежать в пустыню, «безводную и безлесную», с «тяготою солнца знойного». Вторая часть поэмы так и называется «Пустыня». Однако географическое пространство напоминает сказочную топографию, восходящую к духовным стихам11, поскольку идущие на поклонение насадили в пустыне целые рощи, здесь журчат ручьи, растут цветы и летают стрекозы12. Отметим еще один возможный вариант пребывания в пустыне: паломники выступают в роли сеятелей, не в притчевом, но в буквальном значении этого слова — насеяли / насадили сады.
Впрочем, трудно судить о топографических особенностях описываемого пространства, поскольку чего в пустыне только нет: и горы есть («дикие высоты пустынные»), и плоды растут (айва, гранаты), и грозы здесь бывают, загадочна флора (растут пальма, явор, дуб), дубравы сменяются лесами и т. д. Не случайно мечта героя: «. раз бы поглядеть / В пустыне на красу природы, На горы, на леса, на воды»13.
Впрочем, в поэме лексема «пустыня» нередко подменяется лексемой «степь» в качестве синонимичной14, но и степь описана не в топографических реалиях.
Пустыня связана с темой уединения влюбленных, как и у Пушкина:
О, если сердца твоего Боишься над собою власти,
В пустыню не неси его —
Все сильные пустынны страсти В уединенье их вводить.
Ужель не сильны были вы Сокрыть в убежищах пустынных Блаженство двух сердец невинных От света, злобы и молвы.
(Здесь и далее курсив в цитатах наш — Н. Ф.).
Счастье в пустыне сменяется насильственным возвращением беглецов в мир людей, где сразу же погибает героиня. Итак, пустыня несет жизнь и героям, и природе, в отличие от губительного общества, соприкасаясь тем самым со значением пустыни в духовных стихах.
Как и в древнерусских текстах, пустыня — место одиночества человека. Романтизм, культивирующий одиночество, не мог не использовать этот мотив. Так, пленник в поэме Мошкова, оказавшись среди разбойников в России, «к пустыне привыкал». Психологическое состояние, поскольку топографически пустыне не соответствует описание природы («брега, скалы крутые», «темный лес», «бор»). Так же воспринимает разбойничий мир и Мария, нашедшая Мстислава «в пустыне сей глухой».
В романтической поэме при обращении к мотиву пустыни практически утрачивается значение пустыни15, что отмечалось в преромантизме, значимы мотивы одиночества, уединения, страсти. С интересом русской романтической поэмы байронического типа к экзотике авторы пытаются пустыню связать с топографическими особенностями, однако географическая пустыня их все-таки не интересует.
Для романтической повести в стихах важна оппозиция: свет — пустыня для мыслящего и чувствующего человека16.
Романический поэмный герой погибал где -то в пути, героини—нередко в море. Не столь важна была семья (если трагически не погибал близкий человек, и его смерть не требовала отмщения, на чем и держался сюжет). В романтической повести в стихах больше бытовых деталей, важна семья, поэтому появляется достаточно устойчивое употребление лексемы, связанное с кладбищем как с традиционно пустынным местом17.
В стихотворной повести появляется и топографически более конкретный образ пустыни. Ясно, по крайней мере, что место это знойное18 и песчаное19.
Наконец, с внесением христианских мотивов возвращается утраченное было литературой значение пустыни. В пустынь автор советует удалиться младшей сестре в «Изгнаннике» Е. Шаховой20.
Итак, романтическая поэма и повесть в стихах выстроили семантический ряд, связанный с пустыней. Большая часть значений так или иначе обусловлена бегством и одиночеством героя, отсюда пустынным миром без людей могут быть «леса, скалы, равнины»21, впрочем, появляются и иные значения для сравнения, большей эмоциональности, для подчеркивания героизма образа героя. Географическая пустыня теперь — не мир уже условной экзотики, а вполне топографически конкретное пространство.
Романтическая проза продолжает аккумулировать открытия предшествующих жанров, при этом подчеркиваются социальное начало, индивидуальность и трагизм героя / героини, находящихся вне этого социального мира с его ценностями. Свет-пустыня — это уже не метафора, а некое клише, принятое романтической литературой22, причем к характеристике света-пустыни нередко добавляются и топографические реалии. В поздней романтической
повести мотив пустыни многомерен, например, в произведении Е. Ганн «Суд света». Это и пустота света, наполненная географическими реалиями: жила в свете, как в пустыне, где лишь камни да перелетные облака были моими свидетелями», «людские мнения считала миражем, который никого не прохладит, не утолит ничьей жажды, а обманет тех только, кто смотрит на предметы издали, сквозь этот лживый пар». Библейское и топографическое начало связаны и в теме хлебов в пустыне: « капитал, напрасно вверенный человеку, заброшенному в пустыню, где нужно было ему не золото, а кусок хлеба»23.
Спасительным источником в пустыне света может быть любовь. И вновь географическая подоснова метафорического образа вполне реальна: «В приюте, созданном мне вашей любовью, отдохнула и освежилась душа моя, опаленная в знойной пустыне света». «Чистая и робкая любовь» противопоставлена страсти, близкой к пустыне: «Страсть охмеляет рассудок, обуревает чувства, мнет и жжет их, как аравийский вихрь жжет нежный цвет, случайно выросший на камне»24. Любопытно, что в расхожей фразе: жить «без вас — пустыня, с вами — рай» (А. Бестужев-Марлинский. «Испытание»)25 можно увидеть более глубокий смысл, уходящий корнями в культуру духовных стихов: пустыня как место, переходное к раю.
Так в литературу вновь возвращается тема пустыни. Для преступницы у М. Погодина жизнь отшельников в необитаемых пустынях, дремучих лесах, вдали от людей — вариант райской жизни на земле.
Все более значимыми становятся библейские и агиографические ассоциации. Например, у А. Бестужева-Марлинского в повести «Он был убит» встречаем фразу: «вопль отчаяния в пустыне», явно перефразирующую библейскую — «глас вопиющего в пустыне».
Для романтической литературы с ее интересом к экзотике значима и географическая пустыня26. В отличие от духовных стихов и Библии пустыня—не место спасения человека и приобщения его к высшему («Я и в пустыне не ушел от печали»), но и само это место ущербно, если не проклято: «осудит природа какой-нибудь край на пустыню». Впрочем, чаще пустыня—любое уединенное место: «пустынное поле», «пустыня океана», «пустынное море», лес («все дичь, лес и пустыня»), пустыня неба. В ландшафтной характеристике пространства главное—«пустота», мир без людей, одиночество. Любопытно, что в стремлении бегства от людей уравниваются далеко не синонимичные семы: «Уехать от них—в провинцию, в пустыню, в лес, в Италию !»27. Подобный ряд выстроит Печорин: «Мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь — только не в Европу, избави боже! — поеду в Америку, в Аравию, в Индию, — авось где-нибудь умру на дороге!»28. Бегство без конечной цели. И у Лермонтова оно более безотрадно, чем у Тимофеева, где семантический ряд заканчивался Италией — традиционным местом паломничества художников.
Тема пустыни не только не уходит из литературы, но становится более значимой, чем в предшествующих жанрах, с появлением индивидуализации героя и его судьбы. Как правило, она связана с женской судьбой29. Достаточно сложно изображение пустыни в «Эмме» Н. Полевого, поскольку описание монастыря дано через восприятие монастырского житья лютеранкой, на которую он произвел неоднозначное впечатление. С одной стороны, это «гроб живых мертвецов, которые оберегают могилы мертвых», с другой стороны, это «святое место успокоения, обещанное Спасителем»30. В этих определениях заложено уже несколько значений пустынножительства, важных в древнерусской литературе и культуре, — уединение, жизнь вне мира, место, приближенное к Богу («в монастырях сам Спаситель сойдет святым утешением в душу страдальца!»)31.
А далее возникает образ мира времен первых христиан и географическая пустыня, связанная с их местом жительства32, и появляется младенец Христос, внесенный во храм
Иерусалимский33. Здесь пустынь — переход от мира земного к внеземному, поэтому монахи сопоставимы с мертвецами, а молитва — с загробной песнью, принесенной из другого мира.
Итак, интерес к географической пустыне обусловлен культивированием романтиками одиночества и разочарования и интересом к экзотическому пространству. Радость от пребывания в пустыне возможна только в случае уединения влюбленных. С развитием романтизма, при переходе от поэмы к повести в стихах и затем к прозе, более значимыми становятся библейские и агиографические ассоциации, что также связано с романтическим интересом к уходу героя из мира других людей. Здесь прослеживается связь и с духовной лирикой, и с евангельским текстом. Пустыня в любом случае — место безлюдное, в том числе таковым воспринимается и светское общество — толпа, в которой трудно найти понимающего и любящего человека.
Дальнейшую многомерность мотив пустыни получает в лирике Пушкина34, что связано с тяготением поэта к реалистичности, а посему пустыня не могла оставаться образом метафорическим. Локус пустыни в сочетании с семантикой одиночества и места, открытого Богу, звучит в «Подражаниях Корану» (1824), особенно в VI и IX стихах. Уже неоднократно отмечалось, что Пушкин весьма свободно перелагает текст Корана35.
Любопытно, что при всей свободе переложения в соответствующих главах Корана ни разу не упоминается пустыня36, меж тем как у Пушкина мотив становится сюжетообразующим. Может быть, с помощью мотива пустыни поэт хотел показать экзотичность описываемого им мира «пламенных пустынь» «со зноем и пылью», с оазисом: «кладезь» под «пальмой пустынной».
Так или иначе, но пустыня приобретает все большую конкретность. Географическая акцентировка отличает и стихотворение Ф. Глинки (1822) «Призвание Исайи», открывающее ряд «Пророков» в литературе:
Иди к народу, мой Пророк!
Вещай, труби слова Еговы!
Вещай: «Не я ль тебя лелеял
И на руках моих носил?
Тебе в пустынях жизнью веял,
Тебя в безводии поил.37
Для Пушкина же с 1826 г. со стихотворения «Пророк» перестает быть значимой экзотическая ценность пустыни, для него пустыня теперь наполняется духовными ценностями. Данный текст был неоднократно в центре изучения пушкинистов38.
Сопоставлялся текст с VI главой книги Исайи, С. А. Фомичев находит сходство с Кораном39. Мотив пустыни позволяет выйти дополнительно на ряд смыслов стихотворения. Рождение Пророка происходит словно бы в «дотварном» мире, мире до Света и до Слова: «пустыня мрачная» без людей и без света. С посланцем Бога, шестикрылым Серафимом, открывается мир, разделяются небо и море: «И внял я неба содроганье, / И горний ангелов полет, / И гад морских подводный ход». Пока Пророк не наделен даром Слова, нет мира других людей («как труп в пустыне я лежал»). Только после получения «глагола» открывается мир, населенный людьми («глаголом жги сердца людей»). Таким образом, рождение Пророка тесно связано с сотворением мира.
В дальнейшем в лирике Пушкина сохранится мотив пустыни в разных его значениях: топографическом («Анчар») или духовном — пустынь («Отцы пустынники и жены непорочны»).
Мотив пустыни может приобретать и психологический оттенок, например, в слове Татьяны в восьмой главе «Евгения Онегина». Благодаря мотиву пустыни переход Татьяны от себя—светской дамы, к себе в прошлом не является неожиданностью. Слово-урок начинает светская дама, помнящая обиду («проповедь», «суровость»), немного кокетничающая («Я тогда моложе, / Я лучше, кажется, была») и немного мстительная («сегодня очередь моя»). Для этой Татьяны прошлое — пустыня («Тогда — не правда ли? — в пустыне, / Вдали от суетной молвы.»). Этот мир явно противопоставлен свету уединением, безвестностью и пустотой. Постепенно в душе Татьяны просыпаются прежние чувства, и пустынный мир прошлого наполняется ценностями: «полка книг», «дикий сад», «те места, где в первый раз, / Онегин, видела я вас», воспоминания о няне. Уходит пустота пустыни, и Татьяна уже не может гордиться своим положением, как в начале своего слова («Что нас за то ласкает двор.») — для нее остается важным прошлое: «А счастье было так возможно, так близко. »40.
К романтическому значению мотива вновь обратился М. Ю. Лермонтов. В целом романтическое значение близко к аскетизму41. Именно пустыня становится ключевым словом в эволюции замысла поэмы «Демон» и образа Демона. Так, в 1829 г. лексема в значении пустоты души была характеристикой Демона: «В нем пусто, пусто, как в пустыне».
В 1830 г. подчеркивается положение героя вне земли и его одиночество: «В изгнанье жизнь его текла. / И грешным взором созерцал / Земли пустынные равнины».
1833-1834 гг. усиливается тема одиночества: «Уныло жизнь его текла / В пустыне Мира».
В дальнейшем только изменяется категория времени. В редакции 1838 г.: «С тех пор отверженный блуждал / В пустыне мира, без приюта», а в основной редакции мир бесконечно удаляется в прошлое: «Давно отверженный блуждал.»
Итак, мотив пустыни в основной редакции поэмы зиждется на теме одиночества, вызванного богоборчеством Демона. Это же значение важно и в лирике Лермонтова, особенно в его последних поэтических текстах. Тема одиночества здесь достигает максимума, поскольку лирический герой оказывается вне мира людей, как, например, в стихотворении «Выхожу один я на дорогу». Мир Земли для героя — пустыня. Небеса больше наполнены жизнью, чем земля, но и они чужды лирическому герою, его мир — в дисгармонии во всем и со всем:
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом.
Что же мне так больно и так трудно .42
Лирический герой Лермонтова в этом стихотворении вне пространства и вне времени (Уж не жду от жизни ничего я, / И не жаль мне прошлого ничуть.), как и в поэме «Демон».
Более традиционно мотив пустыни звучит в лермонтовском «Пророке». Становится важным локус пустыни и уединения, связанного с мотивом как избранности безумца,
противопоставленного толпе, так и пустынника, не принятого братией за его слишком жесткую аскезу (ср. Симеона Столпника). Традиционно сопоставляются пушкинский и лермонтовский «Пророки»43 и каждый раз подчеркиваются их отличия. Это очевидно и в области используемого мотива пустыни. Лермонтова не интересует становление пророка, его волнует судьба пророка в мире. Если у Пушкина мир «дотварный», то у Лермонтова он населен вечной толпой, передающей из поколения в поколение отношение к пророку («старцы детям говорят»). Г армония с миром возможна только вне мира людей: «В пустыне я живу. / Мне тварь покорна там земная; / И звезды слушают меня.». Пустыня — далеко не мертвое пространство, именно там и возможна жизнь.
Итак, русскую романтическую литературу начала XIX в. интересовал ландшафт пустыни, прежде всего, как место бегства героя от людей, как уединение героя с возлюбленной вне враждебного внешнего мира. При этом — парадоксально — теряется топографическая конкретность пространства, оно наполняется рощами и ручьями, приближаясь к описаниям пустыни в духовных стихах и одновременно утрачивая духовное значение пустыни44. Так или иначе, пустыня обретает достаточно устойчивую семантику — это место, противопоставленное людям.
С развитием романтизма появляется иная семантика: пустыня, с одной стороны, становится метафорой светской жизни, с другой — возвращается духовная значимость пустыни и пустынножительства.
Реализм аккумулирует ряд открытий, как древнерусской литературы, так и романтизма, интересуясь и пустыней и пустынью, отказываясь от нереалистического описания пустыни, берущего начало в духовных стихах и подхваченного романтической поэмой. Тема романтического одиночества неожиданно совмещается с аскезой пустынножительства. Метафорическое использование лексемы может служить и психологической характеристикой героя или героини. В целом, многозначность лексемы позволяет открыть дополнительные смыслы ряда художественных текстов.
1 Журавель О. Д. «Мать-пустыня»: К проблеме изучения народно-христианских традиций в культуре старообрядчества // Проблемы истории, русской книжности, культуры и общественного сознания: сб. науч. трудов. Новосибирск, 2000. С. 32-41;МеднисН. Е. Мотив пустыни в лирике Пушкина // Сюжет и мотив в контексте традиции: сб. научн. трудов. Новосибирск, 1998. С. 163-171; ПолетаеваЕ. А. «Уход в пустыню» в древнерусской и старообрядческой традиции (на материале северно-русской агиографии и старообрядческих сочинений) // Уральский сборник. История. Культура. Религия. Екатеринбург, 1998. С. 198-213.
2 Значимыми в любом случае остаются скудость мира и трудность проживания в нем: «Описания плодородия почвы, изобилия плодов, хорошего климата не входят в штамп «пустынножития». См.: Лотман Ю. М. Символические пространства // Он же. Внутри мыслящих миров: Человек — текст — семиосфера — история. М., 1999. С. 247.
3Бессонов П. Калики перехожие: сб. стихов и исследование. М., 1986. № 52.
4 Ранняя русская лирика: Репертуарный справочник музыкально-поэтических текстов XV-XVII вв. / сост. Л. А. Петрова, Н. С. Серегина; под. ред. А. А. Амосова, Г. М. Прохорова. Л., 1988. С. 303-304, 374-377.
5 Тексты переводов цитируются по кн.: Топоров В. Н. Пушкин и Голдсмит в контексте русской Goldsmithian’bi. Wien, 1992. С. 124-137.
9 Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. М., 1963. Т. 4. С. 119.
10 Лермонтов, по сути, пересказывая пушкинского «Пленника», не использует слова «пустыня»: «Готова я / С тобой бежать на край вселенной». Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: в 4 т. М.; Л., 1962. Т. 2. С. 34.
11 Можно предположить знакомство с образом пустыни через духовные стихи, поскольку тексты были достаточно широко известны в начале XIX в.
12 Любовь в тюрьме // Русская романтическая поэма: первая половина XIX века. Хрестоматия. В 2 т. Т. 1 / сост., подготовка текстов и комментарии Н. Г. Федосеенко. Белово, 2003. С. 182-183.
13 Произвольно меняется наполнение лесов. В духовных стихах каждый представитель флоры, введенный в текст, имеет символическое значение. Из деревьев это чаще всего кипарис, кедр и певга. Кипарис берет начало в Апокрифе и использовался для изготовления крестиков, приносимых из Святой земли. Кроме того, это все хвойные деревья, «с подсушенной жизненностью, с бессмертной, но мертвой листвой». Также о символике северных плакучих деревьев, лазоревых цветов, лоз и роз см.: Федотов Г. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). М., 1991. С. 74.
14 В более поздней поэме С. Степанова «Пещера Кудеяра» также синонимичны «степь» и «пустыня»: «Как странника, среди степей / Песок Сахары бесприютной, / Внезапно б радовал ручей / Своим журчаньем » (Русская романтическая поэма. Т. 1. С. 298).
15 За исключением, пожалуй, только пародийной поэмы Ф. Соловьева «Московский пленник», героиня которой, разочаровавшись в любви, «В обитель Бога жить пошла, / И сан белицы приняла». (Соловьев Ф. Московский пленник // Русская романтическая поэма. Т. 1. С. 128).
16 У Шаховой Е. в повестях «Перст Божий» и « Страшный красавец» героини не удовлетворены светом: «как в пустыне», «безжизненно, пустынно / Смешное сборище сует».
17 См.: ШаховаЕ. Перст Божий (1842) // Русская романтическая поэма. Т. 2 / Сост., подготовка текстов и комментарии Н. Г. Федосеенко. Белово, 2003. С. 164.
18Данилевский Г. Гвая-Ллир (1849) // Русская романтическая поэма. Т. 2. С. 260, 272. При описании Мехики дважды упоминается «зной пустыни».
19 В песок закапывает погибшего родителя в пустынной стороне один из слепцов. (Духовской. Ослепленный (1825) // Русская романтическая поэма. Т. 2. С. 274-275).
20 «давно бы ей пора / Отстать от горести преступной / Или в обители пустынной / Сложить с души еще невинной / Всю тягость смут тоски земной » (Шахова Е. Изгнанник // Русская романтическая поэма. Т. 2. С. 241).
21 Цитата приведена из поэмы «Любовь в тюрьме»: все это — «убежища пустынные». (Любовь в тюрьме. С. 183).
22 ПолевойН. Дурочка и Блаженство безумия (ПолевойН. Избр. произведения и письма / сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. А. Карпова. Л., 1986. С. 97, 486); Ганн Е. Суд света // Ганн Е. (Зенеида Р-ва) Полн. собр. соч. СПб., 1905. С. 204-210). Добавляются эпитеты, как в повести Бестужева-Марлинского «Страшное гаданье»: «Холодная пустыня света» (Бестужев-Марлинский А. А. Соч.: в 2 т. М., 1981. Т. 1. С. 330).
23 Ганн Е. (Зенеида Р-ва) Полн. собр. соч. СПб., 1905. С. 359, 360, 362. Камни в пустыне — образ, безусловно, восходящий к Евангельским текстам, в частности, к сцене искушения Христа.
24 Там же. С. 365.
25Бестужев-Марлинский А. А. Соч. Т. 1. С. 252.
26 Особенно в романе-путешествии А. Ф. Вельтмана «Странник» (пустыни Гетские, Аравийские, Заара, Гоби) и в «Мулла-Нуре» Бестужева-Марлинского.
27 Тимофеев А. В. Художник (1834) // Искусство и художник / сост. А. А. Карпов, авт. вступ. ст. В. М. Маркович. Л., 1989. С. 307.
28 Лермонтов М. Ю. Полн. собр. соч.: в 4 т. М.; Л., 1962. Т. 4. С. 316.
29 Вспомним, что и героиня поэмы Ф. Соловьева, «москвитянка молодая», ушла жить в монастырь, разочаровавшись в любви. Второй путь ухода. Первый — путь пушкинской черкешенки — суицид. Уходит в монастырь Эмма Н. Полевого, приходит к Богу Ольга Е. Ган («Идеал»).
30 Полевой Н. Избр. произведения и письма / сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. А. Карпова. Л., 1986. С. 335.
31 « мысль, что здесь, в этой уединенной обители, люди, отрекшиеся от мира, забытые миром, молятся за целый мир, за счастие его, за будущее небо для других людей » Полевой Н. Избр. произведения и письма / Сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. А. Карпова. Л., 1986. С. 336.
32 « первые времена христианства, когда еще немного стекалось народа в храмы и все страшились, что посланные тирана набегут на храм, скрытый в какой-нибудь пустыне, и смерть ждет христиан в усердной молитве их.) Полевой Н. Избр. произведения и письма / сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. А. Карпова. Л., 1986. С. 337.
33 Полевой Н. Избр. произведения и письма / Сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. А. Карпова. Л., 1986.
34 Н. Е. Меднис связывает локус пустыни в лирике Пушкина с библейскими сюжетами и с жизнью самого поэта (Меднис Н. Е. Мотив пустыни в лирике Пушкина // Сюжет и мотив в контексте традиции: сб. научн. трудов. Новосибирск, 1998. С. 163-171), нас интересует мотив пустыни в контексте романтического мировоззрения.
35 См., напр.: Томашевский Б. В. Пушкин. М.; Л., 1961. Кн. 2. С. 18-45.
36 См.: Коран / перев. акад. И. Ю. Крачковского. М., 1990.
37 Поэты пушкинской поры. М., 1985. С. 197.
38 См., напр.: СтепановН. Л. Лирика Пушкина. М., 1974; Фомичев С. А. Поэзия Пушкина: Творческая эволюция. Л., 1986; КравальЛ. А. «.И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился» // Пушкинская эпоха и христианская культура. СПб., 1994. Вып. VI. С. 107-110 и др.
39 Фомичев С. А. Поэзия Пушкина: Творческая эволюция. Л., 1986. С. 176.
40 Более подробно о слове героев в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» см.: Федосеенко Н. Г. Романтическая поэма и эволюция русского реалистического романа: автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1988. С. 28-31.
41 Не случайно С. Булгаков, говоря об аскетическом подвижничестве, прибегает к романтическим и лермонтовским, в том числе скрытым, цитатам: «Борьба с миром приводит к стремлению уйти от него, объявить ему войну, презреть его утехи и хотя бы даже самые естественные стремления. Это — стремление выйти из жизни ранее смерти, вырваться из времени и из истории, еще оставаясь в них. Для того, кто услышал небесные звуки, становятся скучны песни земли, и для того, кто познал радость богообщения, падением кажется всякое, даже и самое невинное мирообщение. Антитеза Бога и мира напрягается при этом до последней степени, ради Бога отвергается мир — такова основа христианской аскетики». Булгаков С. Героизм и подвижничество. М., 1992. С. 148.
42 Лермонтов М. Ю. Полн. собр. соч.: в 4 т. М.; Л., 1962. Т. 1. С. 543.
43 См., напр.: Благой Д. Д. Лермонтов и Пушкин: Проблема историко-литературной преемственности // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова. Сб. 1. М., 1941; Эйхенбаум Б. М. Статьи о Лермонтове. М.; Л., 1961; Фохт У. Р. Лермонтов. Логика творчества. М., 1975;МакогоненкоГ. П. Лермонтов и Пушкин: Проблемы преемственного развития литературы. Л., 1987.
44 См. более подробно: Федосеенко Н. Г. Мотив пустыни в русской литературе XIX века // От текста к контексту: сб. научн. ст. Ишим, 2002. С. 35.
Закон не писан: необычные традиции и суеверия со всего света
Тибет: покажи язык
Тибетские дети, похоже, единственные в мире, кого мамы не отчитывают за высунутый язык. Показать язык здесь значит поздороваться.
Традиция приветствия насчитывает 12 веков и началась после смерти царя Ландарма, у которого язык был «чернее ночи» и такой же была душа. Опасаясь, что однажды жестокий тиран вернется в новой инкарнации, тибетцы проверяют друг друга при встрече: если язык розовый, с человеком можно общаться. Руки при проверке, на всякий случай, держат скрещенными на груди.
Совет: если в Тибете вам вдруг придется отведать черничного пирога, не здоровайтесь ни с кем, пока язык не посветлеет.
Индия и Непал: одной правой
В ресторанах Индии и Непала не встретишь левшей: все едят только правой рукой. Левая считается нечистой — ею можно подмыть младенца или спустить брюки в туалете. Во время еды левую руку принято класть на стол так, чтобы кисть свешивалась в районе живота. Ножами и вилками индийцы с непальцами не пользуются: рис с овощами и приправами или блинчики с начинкой берут прямо рукой. Зато после обеда им достаточно сполоснуть ладони — мыть гору столовых приборов не приходится.
Новая Зеландия: нос к носу с незнакомцем
Маори, аборигены Новой Зеландии, при встрече касаются друг друга носами. Народный обычай называется «хонги» – от слова «ха», дыхание жизни. Соприкоснувшись, незнакомцы разделяют дыхание на двоих и становятся одним целым. После этого ритуала маори воспринимают человека не как чужака, а как друга. Традицию соблюдают даже при встречах на высшем уровне: «хонги» делают президенты, голливудские знаменитости, олимпийские чемпионы и члены королевских семей.
Похожие приветствия существуют и у других народов: аборигены Тувалу в Полинезии прижимаются щекой к щеке, самоанцы обнюхивают друг друга, а инуиты Гренландии делают «эскимосский поцелуй» — тоже носами.
Венесуэла: приходите «маньяна»
Анекдот «Я же говорил: приходите завтра! Чего вы все сегодня приходите?» наверняка придумали в Венесуэле. Слово manana («завтра») от местных вы будете слышать постоянно. Неважно, когда вы на самом деле решите встретиться — через 15 минут, через день или через месяц, — все это будет маньяна.
К договоренностям венесуэльцы относятся легкомысленно: опаздывать на свидание, на работу и на поезд здесь в порядке вещей. Автобусы приходят позже графика, с задержкой открываются магазины, кафе и больницы. Даже школьный учитель не спешит войти в класс со звонком — ведь ученики тоже еще не все подтянулись.
Для ленивых людей в Венесуэле даже придумали отдельное слово — manganzon.
Марокко: пей, не торгуйся
Мятный чай в Марокко больше, чем просто напиток. Это волшебный эликсир, который помогает знакомствам завязываться, а дружбе становиться крепче. Хозяин предложит гостю горячий сладкий чай с мятой, даже если на улице +40 °C. Заваривают его неспешно, пока вода не станет насыщенно золотой. Затем приправляют щедрой порцией сахара и подают в разукрашенном орнаментом стакане со свежей мятой.
Чайный ритуал в Марокко облюбовали торговцы на рынках: когда будете выбирать ковер, вас непременно угостят стаканчиком-другим мятного чая. Отказываться нельзя, а торговаться во время чаепития неприлично.
Финляндия: на переговоры в сауну
В старину финские женщины рожали в сауне, ведь это была самая стерильная комната в доме, а мужчины лечились здесь от всех болезней. У финнов даже поговорка есть: «Если деготь, алкоголь и сауна не помогли – значит, ничто уже не поможет».
Сейчас 99 % финнов ходят в сауну минимум раз в неделю. Для них сауна сродни церкви — это место для духовного очищения и центр социальной жизни. Здесь отдыхают от суеты, медитируют, болтают с друзьями и даже воспитывают детей: учат их вести себя в обществе. Частенько парилка заменяет переговорку: в Финляндии шутят, что важные для страны решения принимаются в саунах чаще, чем на митингах и референдумах.
Китай: не втыкай куайцзы
Китайскую еду едят палочками во всем мире, но некоторые куайцзы-ритуалы так и не вышли за пределы страны. Например, прежде чем приступить к трапезе, деревянные палочки вэйшен куайцзы трут одну о другую, чтобы не занозить руки. А когда китаец подхватывает еду, его ладони всегда смотрят вниз, — так он выказывает уважение собравшимся.
На столах в китайских ресторанах часто можно увидеть «ленивую Сьюзан». Благодаря этой крутящейся подставке для тарелок с общими блюдами гости могут дотянуться до всех угощений.
В Китае, в отличие от Японии, допускается передавать палочками еду близким людям — более того, это считается почтительным по отношению к старшим. Зато в Китае категорически нельзя стучать палочками по тарелке, натыкать кусочки пищи на куайцзы, облизывать палочки или указывать ими на кого-то. Но самое страшное — воткнуть куайцзы в еду вертикально. Так китайцы поступают только с жертвенной пищей, которую приносят в храмы в честь покойных родственников.
ОАЭ: в черном с головы до пят
Исламские традиции предписывают женщинам появляться на людях в одежде, которая прикрывает шею, руки и колени. К этому ревностно относятся в ОАЭ, особенно — в Шардже. Местные арабские красавицы даже в море входят при полном параде: в черных абайях с длинной юбкой и капюшоном или в комбинезонах, похожих на костюмы аквалангистов.
Отдыхать на пляжах Эмиратов в бикини можно, но осторожно. В страну приезжает много туристов с европейскими нравами, и местные жители привыкли к открытым сарафанам и купальникам. Если вы загораете на территории отеля, на бикини никто косо не посмотрит, а вот на муниципальный пляж следует идти только в максимально закрытом костюме.
Венгрия: ребята, не чокаясь!
Если в венгерском пабе местный не чокнулся с вами бокалом пива, не обижайтесь. Этой странной традиции уже больше 150 лет.
По одной легенде, памятливые венгры не любят чокаться и поднимать тосты с бокалом пива потому, что в 1849 году австрийцы слишком бурно отмечали свою победу над венгерскими повстанцами. Пока у одних растекались реки пива, у других лились реки слез.
По другой версии, плохую примету сочинили и распиарили виноделы, когда венгры массово перешли на ячменный напиток. Испортить пиву репутацию не удалось — меньше любить его не стали, а вот традиция прижилась.
Судан и пустыня Сахара: муженек, закрой личико!
Туареги слывут самыми сильными и безжалостными воинами в Африке. Тем удивительнее, что мужчины привыкли скрывать свои лица под повязками и подчиняться женам. Женщины не прячут лиц, владеют землями и ценностями, имеют право выбирать мужа и разводиться.
Юный туарег может ходить с непокрытой головой, пока не достигнет зрелости, но на совершеннолетие получит от отца два подарка: обоюдоострый меч и покрывало. Повязку туареги окрашивают, вколачивая краску камнями. Со временем пигмент осыпается — и на коже остается след. Вот почему почему это племя часто называют «синими людьми пустынь».
Япония: спи, подчиненный, усни
Когда японец спит на рабочем месте, его начальник радуется: человек так здорово потрудился, что свалился с ног от усталости. Поэтому во многих компаниях сотрудники после обеда устраивают получасовую сиесту – инэмури.
Некоторые руководители даже считают, что подчиненные, которые не практикуют инэмури, работают спустя рукава. Так что иногда японским работникам приходится притворяться, что они спят.
Кения: выше здоровайся, выше!
Кенийские масаи приветствуют особо важных гостей прыжками. Ритуальный танец адуму исполняют только мужчины: они становятся в круг и начинают подпрыгивать. Чем выше прыгнул – тем больше уважения гостю.
А вот если мужчины выстроились в колонну и, плавно покачивая бедрами, движутся в сторону женщин – это уже танец-флирт. Этим обрядом можно полюбоваться, когда кто-то из мужчин племени собирается сделать предложение понравившейся красавице.
Турция: в ботинках не входить!
Турецкие домохозяйки помешаны на чистоте жилища, у них даже поговорка есть: «Можно мед лить и с пола пить». Поэтому при входе в турецкий дом принято снимать обувь и оставлять ее за дверью. Разуваются все: даже офицер полиции или врач аккуратно поставят обувь на коврик. Когда увидите на лестничной клетке два или три десятка пар ботинок – будете точно знать: у соседей гости.
Острова Тробриан: поел – женился
Жители островов Тробриан в Папуа–Новой Гвинее не усложняют брачные церемонии. Присмотрев себе жениха, тробрианская красавица отправляется к его матери и вручает той кусок веревки. Так она делает официальное предложение парню, чьего мнения при этом никто не спрашивает. После этого жених садится за стол и ест с невестой из одной плошки на глазах у соплеменников. Вот и все, теперь эти двое — семья.
Еда для тробрианцев не только ЗАГС, но и валюта: туземцы используют ямс и банановые листья вместо денег.
Продолжатель традиции старчества Оптиной пустыни
О новопреставленном архимандрите Венедикте (Пенькове) вспоминают духовные чада, знавшие почившего оптинского настоятеля по Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, некогда взрастившей его самого, и Оптиной Пустыни, братию которой отец Венедикт возглавлял более четверти века.
«Он каждого брата носил в своем сердце»
Гурий, епископ Арсеньевский и Дальнегорский:
Отец Венедикт был моим духовным отцом, я его встретил, когда еще был воцерковляющимся мирянином. Когда я поделился с ним своим желанием принять монашество, он посмотрел на меня с любовью и благословил:
– Хочешь быть монахом, живи, как монах».
Разумеется, речь шла прежде всего о том монастыре, который надо построить и укрепить в своем сердце. Но и в отношении внешних правил – благословил, допустим, уже не есть мяса, однако в праздники за общим столом:
– Для смирения, – наставлял, – кушай.
Под его руководством я стал читать Священное Писание, святоотеческие книги по догматике, аскетике. Старался жить по заповедям. Однажды женщина попросила помочь детям, и, вспомнив сказанное: Просящему у тебя дай (Мф. 5:42), – я вручил ей достаточно крупную по тем временам сумму. И тут же батюшка благословил меня месяц пожить-потрудиться в монастыре, где мне по итогам трудничества еще и заплатили.
Отец Венедикт никогда никого не пытался неволить – мол, раз окормляешься у меня, к другим не обращайся. Наоборот, расшевеливал:
– Сходи к отцу Кириллу, сходи к отцу Науму.
Помню, когда я пришел к отцу Науму, он спросил, у кого я исповедуюсь, и, услышав ответ, задумчиво произнес:
– Отец Венедикт, как апостол Павел, всех своих чад носит в сердце.
Еще сказал, что у него особые дары Иисусовой молитвы и целомудрия.
Знаю, что и потом, когда отец Венедикт уже собрал в Оптиной Пустыни большое – как, может быть, нигде в мужских монастырях России – братство, он пекся о всех и о вся. Он каждого брата носил в своем сердце. Наставлял в изучении Священного Писания, в жизни по заповедям Христовым: учил видеть их (потому что мы же, даже читая, не видим – а всё Евангелие пронизано ими!) и исполнять. Поэтому и братство складывалось, – а не так, что живут вроде вместе братия, а на самом деле автономно.
Отец Венедикт, как опытные отцы-основатели древних монастырей и лавр, мудро управлял обителью. Был не просто администратором, а всем отцом. Видел меру возраста Христова в каждом. Ставил духовниками тех, кто готов уже был окормлять новоприбывших.
Он и меня хотел взять с собой в Оптину Пустынь, когда его туда из Лавры перевели, да меня тогда Святейший Алексий II не отпустил. Ездить к нему уже было далеко, и мне Любушка Сусанинская сказала:
– Ходи к отцу Науму.
Но с отцом Венедиктом у нас оставалась внутренняя сокровенная связь. Особенно в последний год, когда отца Наума не стало, я, бывая в Москве, всегда заезжал к отцу Венедикту испросить совета, утешиться. С такими духовными людьми можно просто пообщаться, и ты уже внутренне согреваешься как-то…
Какие замечательные беседы он проводил! Он и меня благословлял учиться так открыто общаться с людьми. Отец Венедикт всегда очень щедро делился своим духовным опытом. Послушать его слова приезжали и далекие от Церкви власть имущие, и профессора, художественная интеллигенция, – и так, вникнув в то, что он говорил, воцерковлялись.
Вечная память верному служителю Христову.
«Он учил нас знать и помнить Священное писание для того, чтобы его исполнять»
Архимандрит Мелхиседек (Артюхин), настоятель московского подворья Оптиной Пустыни:
В Оптиной Пустыни отец наместник оставил после себя процветающий и духовно, и во внешнем благолепии монастырь. Но главное – все-таки духовные плоды. Сейчас в монастыре около шестидесяти иеромонахов, а всего порядка двухсот монашествующих. Это во многом благодаря таланту отца Венедикта собирать вокруг Господа ищущих иноческого пути.
Именно к являемому им образу монашеской жизни, к сосредоточенному молитвенному деланию тянулся народ, а из народа отделялись и посвящали себя на служение Богу те, кто впоследствии становились иноками и монахами.
Мы посмотрели даты поминовения отца Венедикта: почил он на память святителя Филиппа, митрополита Московского, ранее соловецкого игумена-строителя; отпевание – на память преподобного Феодосия Великого, начальника общежительных монастырей; девятый день приходится на память преподобного Антония Великого – первооснователя монашеской жизни на Востоке; а сороковой день совпадает с днем памяти святителя Гермогена, Патриарха Московского, который явился хранителем православной веры и удержал Россию от скатывания в унию и сомнительных связей с католиками.
Наместник неустанно наставлял братию:
– Читайте Священное Писание, запоминайте его для того, чтобы исполнять.
Каждому монаху он благословлял носить с собой выписки из Ветхого и Нового Заветов, – причем многое из этих слов он сам знал или наизусть, или очень близко к тексту. Такое огромное значение придавалось в обители слову Божию. Отец наместник им просто дышал. Он непрестанно следовал сам и учил других завету преподобного Серафима Саровского: ум монаха должен плавать в волнах Священного Писания. Сам преподобный Серафим за неделю прочитывал весь Новый завет: в первые четыре дня – понедельник, вторник, среду, четверг – всех Евангелистов, в остальные три дня – Деяния святых апостолов, их послания, и завершал неделю прочтением Апокалипсиса. Наш наместник тоже из рук не выпускал Евангелие, и братию увещевал, просил, умолял быть ревностными в этом делании.
Но Евангелие исполнить без помощи Божией невозможно, поэтому он наставлял молиться Иисусовой молитвой и сам показывал в этом пример. Иначе, – говорил, – если у монаха нет внутренней молитвы, – у него нет никакой молитвы. Ибо внешняя молитва – это только листья, плоды же исполнения Евангельских заповедей взращиваются от корня Иисусовой молитвы. То есть молитва – не самоцель. Целью является жить по Евангелию с Богом. Но без молитвы этого не достигнешь. Отец Венедикт был редким для нашего времени делателем Иисусовой молитвы. Умел наставить, как заниматься ею.
Сам он был учеником двух великих старцев – отцов Наума (Байбородина) и Кирилла (Павлова). Будучи еще монахом Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, я видел, как отец Венедикт хранил послушание слову старших наставников. Он пронес верность наставлениям взрастивших его старцев через всю жизнь. Преподобный Исаак Сирин предупреждал: «Кто сам себе советник – тот сам себе враг». Также и оптинские старцы придерживались исповедания: «Только не по моему!» Или как говорил преподобный Симеон Новый Богослов: «Лучше называться учеником ученика, а не жить самочинно и обирать бесполезно плоды своей воли».
По воле Божией, сам навыкнув в послушании, именно отец Венедикт стал продолжателем традиции старчества Оптиной Пустыни. Он воспитал в обители более десяти крепких духовников, у каждого из которых сейчас чада уже стали иноками, монахами, иеродиаконами, иеромонахами, игуменами. Пусть эти духовники и не пришли еще в меру дореволюционных Оптинских старцев, но отец Венедикт устроил жизнь в пустыни на основном монашеском принципе – послушании. Дай Бог, чтобы эта возрожденная традиция не угасла.
Старец Амвросий говорил про тех, кто упрямо живет по своей воле: «У них обычай бычий, а ум телячий», или: «Своя воля и учит, и мучит; сперва помучит, а потом чему-нибудь и научит». Любой внутренний труд напрасен без послушания, которое начинается с подавления своего эгоизма и собственной бестолковой воли и разрушительной самости. Преподобный Исаак Сирин предупреждал: «Диавол скоро даст такую свободу, которая будет хуже всякого рабства». Если ты не покоришь своего ума Богу, ты обязательно подчинишь его супротивному. «Праздный [от молитвы] ум – седалище диавола», – говорил святой. Поэтому отец Венедикт всегда и наставлял братию:
– Дело – в руках, а молитва – в устах. Всегда имей памятование о Боге: что бы ты ни делал, ни думал, ни говорил – всё совершай пред лицом Бога Живого. Как только утеряешь эту память, – всё пойдет наперекосяк, всякая ерунда заполонит ум, говорить будешь что ни попадя, делать, что не должно и т. д.
Царствие Небесное отцу Венедикту – за то, что создал братство, продолжил традицию старческого делания и послушания, сам был делателем Иисусовой молитвы и благословлял братию ею заниматься, учил знать и помнить Священное Писание для того, чтобы его исполнять.
«Молитва была главной движущей силой возрождаемого монастыря»
Архидиакон Рафаил (Романов), насельник Оптиной пустыни с 1990 года, ныне келейник схиархимандрита Илия (Ноздрина):
Отец Венедикт, подражая Господу, много подвизался и многое сделал, и так же, как Сам наш Подвигоначальник, принял крестную муку, увенчавшую его служение Богу и людям.
Мы с батюшкой Илием застали то, как в 1991 году, 20 января, на Собор святого Крестителя Господня, отец Венедикт приехал в Оптину Пустынь: братия встретила его тогда во святых вратах обители, а потом мы все вместе пошли в скит святого Иоанна Предтечи.
Многое тогда еще в обители и в скиту предстояло восстанавливать, – и отец наместник принял врученную ему священноначалием святую обитель с большой любовью. Он всей своей душою был посвящен служению Церкви.
Сам он был совершенно нестяжателен. Долгое время ездил на простой «Ниве», в келлии у него была чрезвычайно простая обстановка. Производя ремонт келейных корпусов, он отремонтировал свой в последнюю очередь.
Больше всего он радел о том, чтобы храмы Божии во святой Оптине обрели прежнее, как было до осквернения и разрухи, благолепие.
С братией отец наместник был строг. Но точно так же, как мы бываем признательны родителям, когда вырастем, – мы, монахи, глубоко благодарны отцу Венедикту, сподвигавшему нас на молитвенное бодрствование, на изучение Священного Писания. Он не спускал никаких нарушений Устава, взыскивал, но тем самым и закалял нас внутренне. Так и надо: монах пред Богом должен стоять в благопристойном образе, не расхлябанный, не ленивый.
Внутреннее трезвение дополнялось напряженным физическим трудом. Отец Венедикт дал нам четкую установку: монастырь должен кормить себя сам. Как рачительный хозяин наместник мог задействовать брата на послушании, связанном с его специальностью в миру. Например, мне в свое время было поручено заниматься пчелами. Также, зная этот труд, я поначалу возился с овечками, с козочками. Потом коров в обители завели. Сажали сначала монастырские огороды, а потом стали засеивать злаками, бобами, картошкой и поля далеко окрест – за 20–30 километров от Оптиной. Так что в результате обитель кормила уже не только себя и паломников, но и благотворительно – многих в тех краях неимущих, нуждающихся.
В управлении отца Венедикта обителью духовное преуспеяние двигало и внешние попечения. Так, знаю, что если отец наместник видел, что брат усердно подвизается в молитве, он такого рукополагал, а также мог назначить на какое-то ответственное служение, благословлял возглавить какую-либо монастырскую службу. Молитва была главной движущей силой возрождаемого монастыря.
Как же радовался отец наместник, когда по молитве все устраивалось и получалось! Приезжая на стройку, где из руин восставали некогда бывшие здесь стены святой обители, – он просто ликовал!
С батюшкой Илием мы были у отца Венедикта в больнице незадолго до кончины. Он уже ничего не говорил. Видно было, как он мужественно и кротко претерпевает телесные страдания.
Отец Венедикт очень любил отца Кирилла (Павлова). Когда мы с батюшкой Илием ехали к старцу, всегда передавал ему поклон. Слушая потом рассказ о том, как мы его навестили, не мог скрыть своего благоговейного трепета.
Духовная связь с отцом Кириллом многих укрепила в преддверии их собственной голгофы.
Покой, Господи, нашего дорогого наместника отца Венедикта, так много потрудившегося в созидании вверенных ему святой обители и ее братства!
Предстартовые традиции: «Белое солнце пустыни», автографы на дверях и домик Гагарина![]()
Рождество Иоанна Крестителя — дата
Рождество Иоанна Предтечи — непереходящий праздник. Он отмечается 7 июля по новому стилю (24 июня по старому стилю).
10 фактов об Иоанне Крестителе
Иоанн Предтеча — самый чтимый христианский святой после Богородицы. Сам Спаситель так говорил о пророке Иоанне Крестителе: Из рожденных женами не восставал (пророк) больший Иоанна Крестителя (Мф 11:11).
Рождество Иоанна Крестителя — уникальный праздник для православия. Есть лишь три праздника, когда христиане вспоминают не день смерти, а день рождения лица, которое прославляют: Рождество Христово, Рождество Пресвятой Богородицы и Рождество Иоанна Предтечи. Этот факт — еще одно свидетельство того, что пророк Иоанн Предтеча особо почитается в Церкви.
Иоанна называют Предтечей и Крестителем. Предтечей — потому что он пришел прежде Христа и проповедовал народу Его пришествие. Крестителем — потому что он крестил Спасителя в Иордане.
Мы находим упоминания о пророке Иоанне Предтече у всех четырех евангелистов. А еще о нем в своих исторических трудах пишет Иосиф Флавий.
Память Иоанна Крестителя Церковь празднует целых шесть раз в году: 6 октября – зачатие, 7 июля – рождество, 11 сентября – усекновение главы, 20 января – Собор Иоанна Крестителя в связи с праздником Крещения, 9 марта – первое и второе обретение его главы, 7 июня – третье обретение его главы, 25 октября – праздник перенесения его десницы (правой руки) с Мальты в Гатчину.
Иоанн Предтеча — родственник Господа Иисуса Христа по материнской линии.
7.
Евангелии от Марка мы читаем о пророке Иоанне Предтече, что он до тридцати лет аскетично жил в пустыне и носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, и ел акриды и дикий мед. Акриды — это съедобная саранча, которая водится в Палестине и Аравии. Саранча, согласно закону Моисееву, считалась чистым насекомым и принадлежала к разряду пресмыкающихся крылатых, ходящих на четырех ногах (Лев 11:21 ). Хотя существует и другая версия значения слова «акриды»: растительная пища, стручки, которые можно было перетирать и печь из них лепешки.
8.
Иоанн был последним пророком среди множества праведников, предсказывавших пришествие Мессии, который освободит народ Израиля.
Лейтмотивом проповеди Иоанна Предтечи было покаяние. После долгих лет аскетической жизни в пустыне пророк пришел на реку Иордан, в которой иудеи традиционно совершали религиозные омовения. Здесь он стал говорить народу о покаянии и крещении во оставление грехов и крестить людей в водах. Это не было Таинством Крещения, каким мы его знаем сейчас, но было его прообразом.
Иоанн Креститель был жестоко казнен — ему отрубили голову. Произошло это так. Царь Ирод Антипа, сын царя Ирода Великого (который после Рождества Христова приказал убить всех вифлеемских младенцев) заключил пророка в темницу за то, что тот обличал его преступном браке с Иродиадой. На пиру в честь дня рождения дочь Иродиады Саломея танцевала для Ирода, и в награду за танец мать подговорила ее попросить у царя смерти пророка. Иоанну Крестителю отрубили голову, и Саломея принесла ее на блюде Иродиаде. В память об этом установлен церковный праздник — Усекновение главы Иоанна Предтечи.
10 фактов о пророке Захарии и праведной Елизавете — родителях Иоанна Крестителя
Праведная Елисавета была сестрой святой Анны, матери Пресвятой Богородицы.
Пророк Захария, отец Иоанна Предтечи, служил священником в Иерусалимском храме.
До самых преклонных лет Захария и Елизавета были бездетны, а неплодие считалось в древней Иудее карой за грехи. Это было причиной многих печалей четы и перетолков в народе (они претерпевали поношение между людьми (Лк 1:25)). Супруги недоумевали:т они поступали по всем заповедям Господним беспорочно (Лк 1, 5 — 25) и тем не менее не могли зачать ребенка.
Бог покарал Захарию немотой за неверие. Священник кадил в храме, когда ему явился Архангел с вестью, что в его семье скоро родится сын. Захария не поверил Божьему вестнику: они с Елизаветой были уже пожилыми людьми и к тому же бесплодны. За недоверие Архангел покарал его немотой. Дар речи Захария обрел, лишь когда свершалось обрезание родившегося младенца. Пророк сразу стал прославлять Господа и говорить о том, что его сын предскажет приход Мессии всему иудейскому народу.
Праведная Елизавета была дружна со своей юной родственницей — Девой Марией. Как пишет евангелист Лука, когда Елизавета зачала сына, ее пришла навестить Богородица, и, «когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святаго Духа» (Лк 1:41).
Когда у праведной Елисаветы родился сын, Дух Святой внушил ей назвать его Иоанном, хотя раньше в их роду такое имя никому не давали. Это сильно возмутило родню, но все решило веское слово вновь обретшего дар речи Захарии.
Захария был убит прямо в Иерусалимском храме. После Рождества Иисуса Христа царь Ирод Великий приказал убить всех младенцев в городе Вифлееме. Узнав об этом, мать Иоанна Предтечи Елизавета убежала со своим сыном в пустыню. А Захария остался в Иерусалиме: он должен был исполнять свое священническое служение в храме. Ирод послал к нему воинов — хотел выяснить, где прячется Елизавета с младенцем. Пророк не выдал тайны, и его убили прямо в святом для всех иудеев месте.
Согласно некоторым источникам, праведная Елизавета отошла ко Господу через сорок дней после бегства в пустыню. По другим сведениям, она скиталась в пустыне семь лет и лишь потом умерла.
Есть версия, что дом, где жил Захария и где родился Иоанн Предтеча, находился в пригороде Иерусалима — Эйн-Кареме. Сейчас на этом месте стоит католический францисканский монастырь.
По благочестивой народной традиции святым праведным Захарии и Елизавете молятся об исцелении от бесплодия.
Рождество Иоанна Крестителя — Иван Купала
Иван Купала — языческий славянский праздник — в народном сознании был тесно переплетен с Рождеством Иоанна Предтечи. Русская Православная Церковь всегда с осуждением относилась к языческим элементам, который люди привносили в этот праздник, хотя многие традиции и обряды оказались очень живучими.
Иван Купала — гадание
На вопрос, можно ли гадать на Рождество Иоанна Крестителя («на Ивана Купалу», как говорят в народе), отвечает протоиерей Игорь ФОМИН, настоятель храма Александра Невского при МГИМО:
«Если вы хотите свести счеты с жизнью, то гадание — верный способ сделать это. Потому что гадание — грех, а грех — шаг к духовной смерти.
Церковь запрещает гадать в любое время, будь то праздник, пост или любой другой период церковного года. Нам не дано знать будущее, нам достаточно знать прошлое и жить настоящим. Извлекать уроки из ошибок, встречать жизненные обстоятельства с открытым сердцем, верить в Господа и делать в любой ситуации выбор, достойный христианина».
